Неточные совпадения
Барыньки меня
любили, не все, а случалось, случалось; но я всегда переулочки
любил, глухие и темные закоулочки, за площадью, — там приключения, там неожиданности, там самородки в
грязи.
— Вот таких-то эти нежные барышни и
любят, кутил да подлецов! Дрянь, я тебе скажу, эти барышни бледные; то ли дело… Ну! кабы мне его молодость, да тогдашнее мое лицо (потому что я лучше его был собой в двадцать восемь-то лет), так я бы точно так же, как и он, побеждал. Каналья он! А Грушеньку все-таки не получит-с, не получит-с… В
грязь обращу!
Мусор, разбросанные вещи, покачнувшийся забор, сорванная с петель дверь, почерневший от времени и
грязи рукомойник свидетельствовали о том, что обитатели этого дома не особенно
любили порядок.
Когда молодые достигнут полного возраста, что бывает в исходе июля, то старые травники держатся с выводками по открытым, голым берегам прудов, озер и речных заливов;
любят также шататься около
грязей.
— Нечистая она, наша бабья любовь!..
Любим мы то, что нам надо. А вот смотрю я на вас, — о матери вы тоскуете, — зачем она вам? И все другие люди за народ страдают, в тюрьмы идут и в Сибирь, умирают… Девушки молодые ходят ночью, одни, по
грязи, по снегу, в дождик, — идут семь верст из города к нам. Кто их гонит, кто толкает?
Любят они! Вот они — чисто
любят! Веруют! Веруют, Андрюша! А я — не умею так! Я
люблю свое, близкое!
— Помню, господин Желваков! будем, будем, господин Желваков! Кшецынский! и ты, братец, можешь с нами! Смотри же, не ударь лицом в
грязь: я
люблю, чтоб у меня веселились… Ну, что новенького в городе? Как поживают пожарные лошадки?
Удар этот сильно потряс Бельтову: она
любила этого человека за его страстное раскаяние; она узнала благородную натуру из-за
грязи, которая к ней пристала от окружавшего ее; она оценила его перемену; она
любила даже иногда возвращавшиеся порывы буйного разгула и дикой необузданности избалованного нрава.
Болтаясь по колена в холодной
грязи, надсаживая грудь, я хотел заглушить воспоминания и точно мстил себе за все те сыры и консервы, которыми меня угощали у инженера; но все же, едва я ложился в постель, голодный и мокрый, как мое грешное воображение тотчас же начинало рисовать мне чудные, обольстительные картины, и я с изумлением сознавался себе, что я
люблю, страстно
люблю, и засыпал крепко и здорово, чувствуя, что от этой каторжной жизни мое тело становится только сильнее и моложе.
— Главное, — снова продолжала она, — что я мужу всем обязана: он взял меня из
грязи, из ничтожества; все, что я имею теперь, он сделал; чувство благодарности, которое даже животные имеют, заставляет меня не лишать его пяти миллионов наследства, тем более, что у него своего теперь ничего нет, кроме как на руках женщина, которую он
любит… Будь я мужчина, я бы возненавидела такую женщину, которая бы на моем месте так жестоко отнеслась к человеку, когда-то близкому к ней.
— Не
люблю я этого умника, — говаривал он, — выражается он неестественно, ни дать ни взять, лицо из русской повести; скажет: «Я», и с умилением остановится… «Я, мол, я…» Слова употребляет все такие длинные. Ты чихнешь, он тебе сейчас станет доказывать, почему ты именно чихнул, а не кашлянул… Хвалит он тебя, точно в чин производит… Начнет самого себя бранить, с
грязью себя смешает — ну, думаешь, теперь на свет божий глядеть не станет. Какое! повеселеет даже, словно горькой водкой себя попотчевал.
…И к тому ж я… может быть, тоже такой же несчастный, почем ты знаешь, и нарочно в
грязь лезу, тоже с тоски. Ведь пьют же с горя: ну, а я вот здесь — с горя. Ну скажи, ну что тут хорошего: вот мы с тобой… сошлись… давеча, и слова мы во все время друг с дружкой не молвили, и ты меня, как дикая, уж потом рассматривать стала; и я тебя также. Разве эдак
любят? Разве эдак человек с человеком сходиться должны? Это безобразие одно, вот что!
Да я и сама таки
люблю французское благородство и надеюсь, что дочь моя в
грязь лицом не ударит».
Не однажды эта серая норовистая лошадь вдребезги разбивала экипаж; осенью хозяина и Егора принесли домой в
грязи и крови, с помятыми ребрами, но они оба
любят и холят жирное, раскормленное животное с неприятным и неумным взглядом налитых кровью мутных глаз.
— Я
люблю и привык видеть тебя такой свято чистой, что даже пятно
грязи на твоём платье бросает чёрную тень на мою душу, — медленно выговорил Ипполит, с улыбкой глядя в лицо Вареньки.
Грешный человек, я подозреваю, что Иван Афанасьич хлопотал об Яковлеве не из одной любви к его таланту, а из невинного желания втоптать меня в
грязь, потому что он не мог простить мне, как я осмелился вывести его на свежую воду при моем дебюте в „Ярбе“; он не
любил людей, которые видят его насквозь и не скрывают этого.
Теперь моя пора: я не
люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь,
грязь — весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен,
Люблю ее снега; в присутствии луны
Как легкий бег саней с подругой быстр и волен,
Когда под соболем, согрета и свежа,
Она вам руку жмет, пылая и дрожа!
Как хороша была Лизавета Петровна в ту минуту, когда я, приподнявши, наконец, голову, отяжелевшую от слез, взглянула ей в лицо. Тихие слезы текли у нее по щекам. Она все поняла и, казалось,
любила меня еще больше за мою
грязь, за мое глубокое падение…
Наряду с этим перед ней возникал образ любимого человека, опозоренного, одинокого, всеми покинутого, без средств, без места. А она, она чувствовала, что
любила его до сих пор,
любила теперь еще более, после того, как была почти единственной виновницей, главной причиной, что его вчера забросали
грязью. Она сознавала, что имела влияние в «обществе», и не перейди она вчера так открыто, с такой страстью на сторону его врагов — неизвестно, какие были бы результаты общего собрания.
— Точно, не всякому вы можете нравиться… Она
любит порядок, а вы в
грязи да в лохмотьях, ей и противно… Я уж к вам привыкла, а непривычному жить с вами трудно, — говорила генеральша.
Он лег, и перед глазами его стояли склянки с желтыми ярлыками, и от них понятно стало, что все дурное, что он думал о Кате Реймер, — скверная и гадкая ложь, такая отвратительная и грязная, как и болезнь его. И стыдно и страшно ему было, что он мог так думать о той, которую он
любил и перед которой недостоин стоять на коленях; мог думать и радоваться своим грязным мыслям, и находить их правдивыми, и в их
грязи черпать странную и ужасную гордость. И ему страшно стало самого себя.